Он и она, будучи студентами, познакомились в мединституте, закрутили бурный роман, в результате которого на свет божий появилась я. Правда, когда возлюбленный узнал об «интересном» положении своей Джульетты, сразу же заартачился: «Какой ребенок?! Нам еще учиться надо… Делай аборт!» От такого заявления у моей мамы тогда, в 1987-м, был шок. Дальше все происходило по привычной схеме: переговоры родни, настоятельное решение руководства института пойти в загс, а через несколько месяцев… развод. Ирочка, моя мама, сказала: «Если ты уйдешь от нас, то вообще забудь о том, что мы когда-то были в твоей жизни». Мама всегда была гордым человеком. Уверена, если бы не ее суровые родители, она даже не стала бы выяснять отношения с предавшим ее человеком, не говоря уже о том, чтобы заставлять его насильно идти в загс. Сергей, герой ее романа, тогда ответил: «Добро. Значит, договорились». И ушел от нас… почти на двадцать лет. Алименты платил исправно, но нашими судьбами и нуждами не интересовался. Мы слышали от общих знакомых, что он женился, причем на дочери чиновника высокого ранга, живет в достатке в престижном доме. «Пусть будет счастлив, — сказала как-то моя мамулечка. — Я сама во всем виновата. Нельзя доверять мужчине всецело ни тело, ни душу. Жаль, что это я поняла только в зрелом возрасте». Кстати, она так и не устроила личную жизнь. Хотя мама у меня — женщина необычайной красоты и доброй души человек. И это не только мое мнение. Недавно даже мой друг в шутку заметил: «Ну почему я не родился на десяток лет раньше?! Такую б женщину мог в жены отхватить!» А вообще, ее жизнь пролетела без особых подъемов и крутых спусков. Работала участковым педиатром, ухаживала за престарелыми родителями и растила свою дочурку. То есть меня. Были у нее поклонники, но почему-то в каждом из них мама видела предателя и обманщика. «Главная радость у меня ты, Вероника, — говорила она. — И я ничуть не жалею, что посвятила себя тебе. Мне ведь многие завидуют. Говорят, что ты у меня — само совершенство: школу с отличием закончила, в университет самостоятельно поступила, в модельном агентстве подрабатываешь, уже полсвета объездила с показами, меня подарками забросала». Все это, конечно, правда, кроме того, что я — такая уж писаная красавица. Да, Бог не обделил внешностью и фигурой, но я далеко не совершенство — и это факт! Полгода назад, вечером, я почувствовала резкую боль в животе. Мама, осмотрев, вынесла диагноз: «Аппендицит». Вызвала «скорую», и меня повезли в больницу. Мама рыдала, я даже прикрикнула на нее: мол, ты же врач, умей сдерживаться. Она вроде собралась, слезы утерла, а тут выходит дежурный хирург, и моя мамочка остолбенела. Это был Сергей, мой, извините за выражение, отец. Впервые он увидел свою дочь вот здесь, в темном больничном коридоре, на каталке. Потом говорили, что таким растерянным и потерянным его здесь никогда не видели. Оперировал меня его коллега, один из лучших хирургов больницы… А потом Сергей (язык не поворачивается до сих пор назвать его папой) каждый день приходил в палату, часами сидел со мной, рассказывал о чем-то глупом и смешном, расспрашивал обо всем. Казалось, он хотел наговориться за все эти безвозвратно потерянные годы… Самое поразительное, что, несмотря на то, что впервые видела этого человека, меня тянуло к нему. И я каждый день ждала, когда откроется дверь платы и появится доктор. Теперь Сергей постоянно звонит мне, просит у мамы разрешения хотя бы иногда приходить домой. Предлагает деньги… Но мама непреклонна: «Он сделал выбор тогда, в 87-м. Мы обо всем с ним договорились. Ему просто лестно осознавать, что у него такая красивая и умная дочь. Но где он был все это время?» Однажды в разговоре Сергей признался мне: «Я давно уже наказан жизнью за тот выбор. Живу с нелюбимой, детей нет, воспитываю падчерицу, все получилось так бессмысленно и глупо. Неужели теперь вы отнимете последний шанс?» Я не представляю, что мне теперь делать. Ответить так, как мама двадцать с лишним лет тому назад: «Забудь о том, что мы есть»? Или разрешить хотя бы сейчас изредка видеться, общаться со мной? Наверно, все же скажу ему «да», ведь все эти годы в моей душе жила одна-единственная мечта: хотелось, обращаясь к мужчине, произнести слово «папа».
|