|
 А потом, совершенно случайно, Ирина посетила городской диагностический центр. Смешно звучит, наверное, «случайно посетила диагностический центр», однако это на самом деле была чистой воды . Подруга, относящаяся к своему здоровью с известной долей ответственности, предложила Ире пройти полное обследование организма.
Женщины поехали в центр субботним утром, а в понедельник заскочили за результатами.
- Вот это пятнышко меня беспокоит, - врач говорил спокойным тоном, без многозначительных пауз и поднятого вверх указательного пальца. Спокойно, обыденно.
- А что это может быть?
- Хм… В общем, я рекомендовал бы вам пройти обследование в онкобольнице…
Онкобольница… За словом этим вырисовываются в туманной дымке будущего сырые могильные кресты и скользкая грязь кладбища. Онкобольница – само слово звучит, как приговор…
- Я боюсь.
Ирина прижималась к мужу. За шесть лет супружества страсть сменилась тихим, ровным огнем любви. Любовь стала качественнее с годами. Как вино. Так, по крайней мере, казалось женщине.
- Ну, я же с тобой, милая! – он улыбался белозубо и обнимал ее крепкими своими руками. Страх отступал. Что может случиться с тобой, если рядом такой ?
Может случиться рак.
- Это рак. Опухоль. Сантиметров пять-шесть, - врач смотрел в лицо Ирине, и взгляд его не выражал ровным счетом никаких эмоций. Он не сделал этого, как делают это в фильмах - «Больной не сообщайте!» Он сказал ей правду. И подарил таким образом шанс на спасение.
- Если вы сделаете операцию быстро, будете жить.
- А если… - начала Ира несмело.
- Нет. Или будете жить, или умрете. У вас не слишком много времени на принятие решения…
- Какая операция!? Ты знаешь, что врачи у нас - коновалы!?
Она впервые за много лет видела мужа таким. Всклоченные волосы, растерянный взгляд.
- Володя, но разве есть иной выход?
- Не знаю… Не знаю!!! Но на операцию я тебя не отпущу. Может, они ошиблись с диагнозом? А? - он заглядывал Ире в лицо, и она видела в глазах любимого человека пляшущих чертей …
Она лежала на кровати готовая к тому, что должно было произойти. Рядом сидел муж и сжимал ее холодную ладонь дрожащими, напряженными пальцами. Молчал.
- Слушай, Вова… Если что…
- Молчи! Все. Молчи!
Он вскочил и заходил по палате из угла в угол:
- Я места тут не нахожу, а она такое говорит…
Вошла сестра. Пора. Поцелуй, какие-то скомканные фразы…
Через пять минут Ирина смотрела в потолок, белый, с едва заметными, идущими по краям трещинками. Рядом стоял врач. Она постепенно проваливалась в теплую черную бездну. Но страшно не было. Страх остался в предшествующих операции тридцати двух днях. Трещинки на потолке превращались в реки, сам потолок стал снежным полем. Голоса откуда-то сбоку произносили слова, но слова существовали отдельно от фраз, слова теряли смысл. Было только спокойствие, и полет в неведомую бездну, приносящую успокоение…
Первым, что она увидела, был свет. Яркий, режущий свет, приносящий боль. Ира приподняла голову, и тут же ее вырвало. Соседка по палате стала звать медсестру…
На второй день Ира попыталась встать, опираясь на плечо приехавшего к ней мужа. Вова был в костюме, он использовал обеденный перерыв, чтобы проведать жену. Привез бульон, сок. В палате постоянно дежурила нанятая мужем сиделка. Ира не обижалась на то, что Вова не может находиться рядом с нею весь день. У него как раз началось серьезное . А тут такое… Ира не хотела быть никому в тягость. Она почему-то винила себя в своей болезни…
На четвертый день она уже везде ходила самостоятельно. Бродила коридорами больницы, заглядывала в палаты. За дверью каждой – чья-то трагедия. На лицах родных, из палат выходящих, – скорбь. «Как по покойникам», - думала Ира…
Через две недели ей назначили химию. Она и дома-то успела побыть всего ничего. И снова в больницу.
- Химия будет или красная, или прозрачная. Красная – очень сильная, от нее волосы даже выпадают. Прозрачная – щадящая. Ничего так… - учила соседка по палате.
«Лишь бы не красная», - думала Ира. Представить себя облысевшей, в нелепом платке (таких женщин было много в больнице) она не могла…
Пять дней. Пять капельниц. «Прозрачная» химия. Слабое головокружение. Никаких признаков серьезного недомогания. Ира обрадовалась. Оказалось, что страсти о лечении химпрепаратами – всего лишь сказки!..
«Сказкой» стал второй день после окончания курса. Страшной сказкой. С утра Ира почувствовала, что не может разговаривать. Во рту все пересохло, язык буквально прилипал к небу. Муж собирался на работу, повязывал галстук в коридоре, у зеркала.
- Во… Вова… - слабо позвала Ира.
- Что? Что, милая? Что у тебя с ? Ты себя нормально чувствуешь? – он смотрел на нее как-то вскользь. Как будто боялся сфокусировать взгляд на лице.
- Дай зеркало.
Он дал. Она взглянула на себя, и протяжный стон вырвался из ее пересохшей глотки. Губы опухли, растрескались. Весь рот стал похож на одну сплошную рану…
Она ничего не ела уже три дня. Глаза запали, и кожа приобрела сероватый оттенок.
- Ты должна есть! Ты должна ходить хотя бы по квартире! – муж хмурил брови, жестикулировал.
Она лежала, следя за его жестами взглядом. Молчала.
- Если ты не будешь есть, то… Откуда у тебя силы возьмутся?!
- Меня тошнит, Вова…
- Ну и что? Ты должна…
- Ничего я не должна! Меня тошнит, понимаешь? Постоянно. От всего! Я даже по телевизору на еду смотреть не могу. Меня выворачивает тут же! Вова, побудь сегодня дома, я тебя прошу.
- Милая, - он опустился на край кровати, - ты же знаешь, что у нас еще две недели аврал…
Ее тошнило даже от воды. Рвало постоянно. Когда на пятый день мучения показалось, что сил больше нет, муж отправил ее в больницу. На капельницу. Вливали в нее глюкозу и еще какую-то дрянь. Сказали, что без этого ей так долго не протянуть. Не ей сказали, мужу. Но она услышала…
Последствия химии стали менее заметны на седьмой день. Появился . Постепенно возвращались силы. Через две недели она уже сама поехала на другой конец Киева. Гуляла. Дышала. И увидела Вову. Вернее, его машину возле торгового центра. Он работал неподалеку, и Ире захотелось сделать ему сюрприз. Показать, что она в норме. Женщина вошла в магазин одежды и встала лицом к стеклу, чтобы не упустить момент, когда муж выйдет из центра. Он не выходил, и Ира набрала его на мобильный.
- Привет. Что делаешь?
- Знаешь, я сейчас занят сильно…
«В торговом центре?» - захотелось спросить. Но она промолчала. Сама не зная – почему.
- А ты где? – спросила.
- На Подоле, - ответил он.
«Зачем он обманывает?»
- А что ты там делаешь?
- С шефом заехал в банк… Слушай, я сейчас занят. Я наберу тебя попозже, оки?
- Оки…
Она вышла из магазина и отошла к автобусной остановке. Захотелось присесть, но машина мужа была бы плохо видна в таком случае. Ира стояла, презирая себя за эту слежку. И через пять минут она увидела то, чего боялась увидеть…
У нее не было сил устраивать , закатывать истерику, обвинять мужа в предательстве. Предательство есть предательство. И крик ничего не решит. Напротив, кричат и выясняют отношения те, кто еще хочет отыграться. Кто не верит в безвозвратность потери. Ира знала, что это конец. И возврата уже не видела.
- Я хочу, чтобы ты в максимально короткое время покинул мою квартиру.
- ???
- Вова. Я не стану сейчас объяснять свои действия…
- Тебе придется! – он пошел в наступление.
- Если ты не уберешься, я уйду сама. Я тебя видела сегодня. И это не обсуждается.
Он понял. Ему нужны были секунды, чтобы придумать версию. Но именно эта секундная растерянность, сбой в мозговом компьютере, выдает того, кто виновен, лучше, чем все обвинителя мира вместе взятые.
- А… Ты… - компьютер мужа настраивался на новую программу лжи.
- Вова! Я пока что просто прошу. Уберись из моей квартиры.
И он ушел. Собирался, глядя в пол, слишком долго застегивал молнию на куртке, слишком долго зашнуровывал ботинки. Остановился в проходе. Не обернулся, не сказал ничего. Ушел. Хлопнула дверь. Ключи остались лежать в прихожей. Ира заплакала. Слезы катились по ее щекам, сбегали по гладкой коже к подбородку и застывали там, ожидая, пока женщина смахнет их рукой так же, как смахнула неумная и жестокая рука сегодня то, что Ира любила и чем жила…
Продолжение следует...
|
Рассеянный склероз
